Larisa Latynina has never been content to rest on her legend. The nine-time Olympic champion—whose name still defines an era of Soviet gymnastics—has lived many lives: prodigy, national icon, iron-willed head coach, and, later, the quiet architect behind Moscow’s next generation of stars. When Nadia Comăneci enchanted the world in 1976, it was Latynina who paid the price at home—forced to step down as head coach despite the fact that the Soviet women’s team had never lost a single Olympic or World Championship title under her leadership. In this interview from 1990, she reflects on the complexities of leadership, the stubbornness of talent, and the moral weight of guiding the sport she once ruled. Latynina speaks candidly about the fierce personalities she nurtured—Korbut, Tourischeva, Kim—and about one of her later instincts that proved prophetic: championing a young Svetlana Boginskaya when few others saw what she did. Her story is one of brilliance tempered by conviction—and of a woman who, even after the spotlight dimmed, never stopped shaping the stage.
CURRENT INTERVIEW
Larisa LATYNINA: Stars Don’t Have Easy Characters
Everyone knows her as a great gymnast — indeed, no one else has ever won nine Olympic gold medals.
She was also known as the head coach of the national team. How many stars flared up under her guidance — it dazzles the eyes. There were Natalia Kuchinskaya, Larisa Petrik, Ludmila Tourischeva, Olga Korbut, Nellie Kim, and Maria Filatova.
Later, her trail didn’t exactly vanish, but people remembered her mainly as the inimitable nine-time Olympic champion, mentioning only in passing that Larisa Semenovna Latynina was now the head coach of the Moscow team. Curiously, no one ever seemed to mention that during this time, great gymnasts had grown up in Moscow — Olga Bicherova, Olga Mostepanova, Elena Gurova, Elena Shevchenko — and that as the head of women’s gymnastics in the capital, she had a direct hand in this.
— Larisa Semenovna, the work of the head coach of the USSR national team, is always in the spotlight. What does the head coach of the city do?
— There’s endless work. We just finished reviewing all the gymnasts of Moscow, from the youngest to honored masters of sport. About 700 people appeared on the competition floor. We need this, first of all, to know our reserves, and secondly, because we have conceived of a very interesting experiment.
I think it’s no secret that coaches in sports schools receive literally pennies in salary. Naturally, they start looking for more lucrative work. Many leave for cooperatives where they teach preschool children for a fee. That would be fine — after all, the earlier a child starts physical training, the better. But the trouble is, we began to lose specialists.
— So they have to be somehow brought back.
— Exactly, but for that, people need incentives. That’s why this experiment is being conducted. Coaches will receive a bonus for every pupil who improves their rank at city competitions. The higher the average qualification of the group, the higher the coach’s pay.
— Isn’t that dangerous? Won’t it lead to a chase after scores, in other words, excessive difficulty at the expense of systematic training and the beauty of gymnastics?
— No, there must be no return to the past. Another criterion of material reward should protect us from that danger, compiling a list of the city’s best gymnasts at every level. Inclusion of an athlete in such a symbolic “all-star team” will be an additional incentive for the coach.
And one more point. So that children’s coaches are motivated to work and can hand over “their” pupils to colleagues without fear — colleagues who can take them to a higher level of mastery — we decided that the first coach will receive a bonus for every trained beginner.
— In your time, beauty was highly valued…
— I still value it no less. Two years ago, when I first saw Svetlana Boginskaya, I immediately said that she had to join the team going to Rotterdam for the World Championships [in 1987]. At the time, the question was being decided whether it would be Boginskaya from Minsk or our Moscow gymnast Elena Shevchenko. Many people didn’t understand me when I supported Svetlana.
— Indeed, you could never be accused of “regional” patriotism. That must have come from your years in the national team. By the way, you became its head just a year after leaving the competitive arena. I can imagine how much skeptical gossip that caused…
— I didn’t hear much gossip, but I could guess it was there. Of course! For me, just off the competition floor, to have to lead coaches like Eduard Shtukman, Vikenty Dmitriev, and Vladimir Rison. But to my surprise, I felt the support of these authorities. Shtukman, for example, in conflicts with Lyuba Burda, always turned to me for help. We had long talks with Lyuba, with Shtukman himself, and always found a “happy medium.”
Besides, I always consulted with my colleagues. To the point that we chose the lineup of the team together, by secret ballot. Precisely secret, so that nothing could influence the coaches.
You see, I left sport not as a girl, but as a fully formed adult. I knew gymnastics thoroughly, loved it. But there was also something in it that irritated me — for example, extreme subjectivity. And when I became head coach of the national team, I tried to reduce the bad to a minimum. And in this, I was supported by the more experienced coaches.
— And how did the girls react to you? After all, with some of them — Natalia Kuchinskaya, Larisa Petrik, Zinaida Druzhinina — you had been on the same team. Didn’t they see you as a teammate who had suddenly changed her status?
— No. The thing is, Polina Astakhova and I were the last of the veterans to leave. For Larisa and Natalia, who were still very young then, we weren’t “girlfriends.” They called us “Polina Grigoryevna” and “Larisa Semenovna” and tried, even while still competing alongside us, to learn from us.
Once, Natalia Kuchinskaya and I went together to an exhibition, shared a hotel room. I got up early in the morning, started getting myself ready. Natalia was still lazing in bed, watching me silently. And then suddenly she said: “You know, Larisa Semenovna, I used to think I would never wear makeup, and now I want to learn from you.” No, I was far too grown-up for them to see me as a girlfriend.
— Were there favorites on the team?
— Well, how shall I put it. Many tried to accuse me of that. Not so much favorites, as girls I especially valued for their talent. I love gymnasts who have that spark of God. Do you remember Nina Dronova? She had virtually no conditions for training in Georgia, but she still shone like a diamond. I really wanted to keep her on the team. And if she hadn’t eaten that cursed sausage, hadn’t been poisoned before the 1972 Munich Olympics, perhaps her name would have rung out. It’s such a pity it didn’t work out.
And Olya Korbut? How many times was I accused of indulging her whims, of taking her only on the trips she wanted? But I understood that she poured so much of herself into competitions that, if I had dragged her against her will into an exhibition tour, she would simply have broken down. Sometimes she just needed a week to sleep after a major competition.
— And the stars’ characters turned out to be not so sweet…
— I don’t really believe that a talent can have an easy character. Although, honestly, I did try to “ground” the girls in some way.
Once, I think in 1976, they were making a promotional film for the upcoming Moscow Olympics. Korbut and Tourischeva took part. Korbut was given a sample fur coat to wear, which was later to be sent abroad for an auction. But Olga wanted to buy it. They refused her, and me too when I interceded for her. Then she went to the chairman of the Sports Committee, Pavlov. He solved it with a single phone call.
Later, Lyuda Tourischeva got hold of some incredible curtains through Pavlov. I tried to explain to both that it wasn’t right to rush to the minister for such things. But they didn’t understand me.
And now… It’s frightening to admit, but I started thinking: maybe I was an idealist, maybe they were right? Maybe our time was already over then, and theirs had begun — the time of the young and forceful? I don’t know, but my moral lessons turned out to be of no use to them. They achieved everything themselves, both the good and the bad.
— But I can’t believe gymnastics is made only by stars. How many have there been from 1952 to today? Twelve, maybe a few more. But what we call a gymnastics school was built by thousands of masters of sport, by hundreds of unknown “workhorses.”
— You’re probably right. I’m speaking of those I especially loved to work with. By the way, not all world champions are extraordinary talents. There are those who achieved everything solely through their own hard work and that of their coaches.
— Larisa Semenovna, how did it happen that you went from head coach of the USSR national team to head coach of the Moscow team?
— When Romania produced a gymnast like Nadia Comăneci, unique in her natural gifts, it was decided here that the head coach of the USSR was to blame. So I left. Although, while I was preparing the team, we never lost a single Olympics or World Championship.
Later, I was invited to work in the Organizing Committee of the 1980 Olympics, but when it was disbanded after the Moscow Games, they couldn’t offer me any work that matched my abilities. I turned to the Central Committee of the CPSU, and they sent me to the Moscow Sports Committee. But I have never missed a single more or less important gymnastics competition. This is my life.
I was even at the 1979 World Championships in Fort Worth, but I only saw the apparatus warm-ups.
(The voice of the “unbending” Latynina trembled, and for a moment I regretted making her recall that incident — when she, the nine-time Olympic champion, the legend of Soviet gymnastics, the coach of the team that for ten years had made arenas fall silent under the Soviet anthem, was simply thrown out of the World Championships. All she had asked was permission to stay a little longer in Fort Worth after her report to the International Gymnastics Federation on Moscow’s readiness for the Olympic tournament. What was going on then, if they didn’t spare even Latynina herself!)
— Are you satisfied with your work now?
— Yes. I have to deal with people a lot. They come to me with all their troubles, even family ones. How can I not help? Sometimes you just have a woman-to-woman talk, and she feels better, starts working again with new strength.
I was asked to run for deputy of the Moscow Council, but I refused. I’m afraid I don’t have enough economic or legal knowledge. I don’t want to look unprofessional.
There’s also so much work with the experiment I told you about. As with anything new, not everything has been worked out yet. But we must help the coaches! In short, there’s too much work to ever finish it all.
The next day for Latynina was a very important one — at the USSR State Sports Committee, the lists of the new national team were to be approved. One of the candidates was Moscow Dynamo gymnast Tatyana Groshkova, pupil of Elvira Saadi. The very same Saadi who once shone in the team coached by Larisa Semenovna.
N. Kalugina
Sovetsky Sport, no. 3, January 5, 1990
АКТУАЛЬНОЕ ИНТЕРВЬЮ
Лариса ЛАТЫНИНА: У звезд нелегкий характер
Ее все знают как великую гимнастку — еще бы, девять золотых олимпийских медалей не удавалось завоевать еще никому.
Она была известна как старший тренер сборной. Сколько же звезд вспыхнуло под ее руководством — глаза слепит. Здесь и Наталья Кучинская, и Лариса Петрик, и Людмила Турищева, и Ольга Корбут, и Нелли Ким, и Мария Филатова.
Потом ее следы не то чтобы потерялись, но вспоминали о ней лишь как о девятикратной и неповторимой, вскользь говоря о том, что теперь Лариса Семеновна Латынина — старший тренер сборной Москвы. Кстати, почему-то ни разу не сказали, что за это время в Москве выросли большие гимнастки — Ольга Бичерова, Ольга Мостепанова, Елена Гурова, Елена Шевченко. И она, как руководитель столичной женской гимнастики, имеет к этому непосредственное отношение.
— Лариса Семеновна, работа старшего тренера сборной СССР на виду. А чем занимается старший тренер города?
— Работы невпроворот. Сейчас закончили просмотр всех гимнасток Москвы, начиная от самых маленьких, заканчивая заслуженными мастерами спорта. Всего на помост вышло около 700 человек. Нам это нужно, во-первых, для того, чтобы знать свои резервы, а во-вторых, мы замыслили один очень интересный эксперимент.
Я думаю, ни для кого не секрет, что тренеры спортшкол получают буквально копеечные зарплаты. Естественно, они начинают искать более высокооплачиваемую работу. Многие уходят в кооперативы, где занимаются с детьми детсадовского возраста за плату. Все было бы неплохо, ведь чем раньше ребенок начнет заниматься физкультурой, тем лучше. Да вот только мы стали терять специалистов.
— Значит, надо их как-то вернуть.
— Верно, но для этого надо людей заинтересовать. Вот поэтому и проводится эксперимент. Тренеры будут получать доплату за каждого ученика, повысившего свой разряд на городских соревнованиях. Чем выше средний уровень квалификации группы, тем выше оплата тренера.
— А не опасно это? Не приведет ли это к погоне за баллами, сиречь за сверхсложностью, в ущерб планомерности обучения и красоте гимнастики?
— Нет, возвращения к прошлому быть не должно. От этой опасности нас должен уберечь еще один критерий материального поощрения — составление на каждом разрядном уровне списков лучших гимнастов города. Включение спортсмена в такую символическую сборную — дополнительный стимул для тренера.
И еще один момент. Чтобы детские тренеры были заинтересованы в работе и без боязни передавали «своих» детей коллегам, которые могут их вывести на определенный уровень мастерства, мы решили, что первому тренеру будет идти надбавка за каждого обученного новичка.
— В то время, когда вы выступали, очень высоко ценилась красота…
— Я и теперь ценю ее не ниже. Когда два года назад я впервые увидела Светлану Богинскую, то сразу сказала, что именно она должна войти в сборную, которая собиралась ехать в Роттердам на чемпионат мира. А ведь тогда решался вопрос, кто будет в команде — минчанка Богинская или наша московская гимнастка Елена Шевченко. Меня многие не поняли, когда я поддержала кандидатуру Светланы.
— Да, вас никогда нельзя было упрекнуть в «региональном» патриотизме. Видимо, сказались годы работы в сборной. Кстати, вы возглавили ее уже через год после ухода из большого спорта. Могу себе представить, сколько это вызвало скептических пересудов…
— Особых пересудов я не слышала, но могла предположить, что они были. Еще бы! Мне, только сошедшей с помоста спортсменке, надо было руководить такими тренерами, как Эдуард Штукман, Викентий Дмитриев, Владимир Рисон. Но неожиданно для себя я ощутила поддержку этих корифеев. Штукман, например, при конфликтах с Любой Бурдой всегда обращался за помощью ко мне. И мы подолгу беседовали то с Любой, то с самим Штукманом, и всегда находили «золотую середину».
Кроме того, я всегда советовалась со своими коллегами. Вплоть до того, что состав сборной мы определяли все вместе тайным голосованием. Именно тайным, чтобы ничто не могло повлиять на тренеров.
Вы понимаете, уходила я из спорта не девчонкой, а вполне сложившимся, взрослым человеком, знала гимнастику досконально, любила ее. Но было в ней и то, что меня раздражало, например, крайняя субъективность. И, когда я стала старшим тренером сборной, то старалась плохое свести до минимума. В этом-то меня и поддержали более опытные тренеры.
— А как отнеслись к вам девочки? Ведь с некоторыми из них — с Натальей Кучинской, с Ларисой Петрик, с Зинаидой Дружининой — вы были в одной команде. Не воспринимали ли они вас как изменившую свой статус подружку по команде?
— Нет. Все дело в том, что мы с Полиной Астаховой уходили последними из ветеранов. Поэтому и для Ларисы, и для Наташи, совсем тогда юных, мы не были подружками. Они нас и называли «Полина Григорьевна» и «Лариса Семеновна», и старались, даже когда еще выступали вместе, учиться у нас.
Однажды мы с Наташей Кучинской вместе поехали на показательные, поселились в одном номере. Я встала утром пораньше, начала приводить себя в порядок. Наташа еще валялась в постели и молча наблюдала за мной. А потом вдруг говорит: «Знаете, Лариса Семеновна, я раньше думала, что никогда краситься не буду, а теперь хочу научиться у вас». Нет, я была для них слишком взрослой, чтобы казаться подружкой.
— А любимчики в команде были?
— Ну, как сказать. Многие меня пытались обвинить в этом. Были не то чтобы любимчики, были девочки, которыми я особенно дорожила из-за их таланта. Я вообще очень люблю гимнасток, у которых есть божья искорка. Помните Нину Дронову? Условий у нее в Грузии для тренировок почти никаких не было, а она все равно блистала, как бриллиант. Вот ее-то я очень хотела сохранить для команды. И не съешь она этой проклятой колбасы, не отравись перед Олимпиадой-72 в Мюнхене, может, и зазвучало бы ее имя звонко. Жаль, очень жаль, что не получилось.
А Оля Корбут? Сколько раз меня обвиняли в том, что я потакаю ее капризам и беру только в те поездки, в которые ей хочется. А я понимала, что девочка настолько выкладывалась на соревнованиях, что потащи я ее насильно еще и в показательное турне, она бы просто сорвалась. Иногда ей надо просто неделю отоспаться после крупных соревнований.
— А характеры-то у звезд оказывались потом несладкими…
— А я что-то не очень верю в то, что у таланта может быть легкий характер. Хотя, честно говоря, я старалась в какой-то мере и «заземлить» девочек.
Однажды, кажется, в 1976 году, делался рекламный ролик, посвященный грядущей московской Олимпиаде. В нем принимали участие Корбут и Турищева. На Корбут надели выставочный экземпляр шубы, который потом должны были везти на какой-то аукцион за границу. Но Ольга захотела купить эту шубу. Ей и мне, когда я стала просить за нее, отказали. Тогда она пошла к тогдашнему председателю Спорткомитета Павлову. Он решил этот вопрос одним звонком. Потом Люда Турищева через Павлова доставала себе какие-то невероятные шторы. Я старалась объяснить и той, и другой, что нехорошо из-за таких вещей мчаться к министру. Но они меня не поняли.
А теперь… В этом страшно признаться, но я стала думать: может, я была идеалисткой, может, они правы? Может, уже тогда наше время прошло, а наступило их время, молодых и хватких? Не знаю, но мои педагогические выступления оказались им ни к чему. Они всего добились сами, и хорошего, и плохого.
— Но я не могу поверить в то, что гимнастика делается лишь звездами. Сколько их наберется с 1952 года до наших дней? Пусть двенадцать, пусть чуть побольше. А то, что называется гимнастической школой, создавалось тысячами мастеров спорта, сотнями никому не известных «забойщиков».
— Наверное, вы правы. Я-то говорю о тех, с кем больше любила работать. Кстати, далеко не все чемпионки мира — выдающиеся таланты. Есть и такие, которые добились всего исключительно своим трудом и трудом тренера.
— Лариса Семеновна, а как могло случиться такое, что из старших тренеров сборной Союза вы перешли работать старшим тренером сборной Москвы?
— Когда в Румынии появилась уникальная по своим природным данным гимнастка Надя Комэнеч, то у нас решили, что в этом виноват старший тренер сборной СССР. Я ушла. Хотя, пока я готовила команду, мы не проиграли ни одной Олимпиады, ни одного чемпионата мира.
Меня потом пригласили поработать в Оргкомитете Олимпиады-80, а когда он после московских Игр был распущен, то не смогли предложить никакой работы, которая отвечала бы моим возможностям. Я обратилась в ЦК КПСС, и меня направили в Московский спорткомитет. Но никогда я не пропустила ни одного более или менее крупного соревнования по гимнастике. Это же моя жизнь.
Была я и на чемпионате мира-79 в Форт-Уэрте, но видела только опробование снарядов.
(Голос «несгибаемой» Латыниной задрожал, и я на какой-то момент пожалела, что заставила Ларису Семеновну вспомнить об этом случае, когда ее, девятикратную олимпийскую чемпионку, легенду советской гимнастики, тренера команды, которая на протяжении десяти лет заставляла залы замирать под гимн Советского Союза, элементарно вышвырнули с чемпионата мира. А она всего-на-всего просила разрешить ей задержаться в Форт-Уэрте на соревнования после отчета в Международной федерации гимнастики о готовности Москвы к олимпийскому турниру. Что же тогда происходило, если не пожалели саму Латынину!)
— Вы сейчас довольны работой?
— Да. Много приходится общаться с людьми. Идут ко мне со всеми бедами, даже с семейными. Как не помочь? С иной просто по-женски поговоришь, ей легче становится, и работать начинает с новыми силами.
Предлагали мне баллотироваться в депутаты Московского Совета, но я отказалась — боюсь, не хватит экономических и юридических знаний. Не хочется выглядеть непрофессиональной.
Очень много работы по эксперименту, о котором я вам рассказывала. Как и во всяком новом деле, еще не все отработано. А так надо помочь тренерам! В общем, всей работы не переделать.
Следующий день у Латыниной был очень ответственным — в Госкомспорте СССР утверждались списки новой сборной. На одно из мест претендовала московская динамовка Татьяна Грошкова, ученица Эльвиры Саади. Той самой Саади, которая когда-то блистала в команде, подготовленной Ларисой Семеновной.
Н. КАЛУГИНА
More Interviews and Profiles