In the mid-1970s and early 1980s, Maria Filatova—Masha, as she was affectionately known—stood at the center of Soviet gymnastics. With her lively spirit, quick smile, and natural ease on the competition floor, she became not only a two-time Olympic champion but also one of the sport’s most beloved figures. For many, the “sparrow” of the Soviet team symbolized sincerity and childlike openness, qualities that drew audiences in a Korbutesque way. Yet behind her medals and ovations was a more complex story: a girl molded by demanding coaches, sometimes rebellious, sometimes uncertain, yet ultimately carried forward by a deep love of gymnastics and the camaraderie of her team.
By 1987, Filatova’s life had shifted dramatically. Now Maria Kurbatova, she lived in Minsk as a wife, a mother, and a coach, pouring her warmth and imagination into the youngest generation of gymnasts. Her reflections speak to the hard lessons of her own path: the pressures of early specialization, the sacrifices of education, the challenges of living with her coach, the bittersweet role of being the “opener” on a team, and the struggle to find identity beyond the arena. At the same time, she dreamed of a new kind of coaching—one that balanced discipline with storytelling, study with sport, team spirit with personal growth. In her words and memories, readers will find both a chronicle of the Soviet gymnastics system and a gentle manifesto for a more humane future in sport.
Note: You’ll notice some parallels between Filatova’s philosophy and Kuchinskaya’s. Both advocated for creating well-rounded people — not just athletes.
Lessons of Life.
A story about sport, written by famous champions
— Do you remember Maria Filatova? — I asked some of my acquaintances.
— It’s hard to forget her — small, lively, cheerful.
That was the response I heard most often. True, the name “Maria” didn’t always ring a bell right away. Filatova remained in memory as Masha, Mashenka. With those impressions, I went to Minsk, where two-time Olympic champion, world champion, and 1977 all-around champion of the USSR in artistic gymnastics, Maria Filatova — now Kurbatova — lives.
It has been five years since she left elite sports. Not such a long period, but not a short one either. Once, our famous gymnast Nellie Kim remarked, “Masha has a natural need to help people. Even if she has to go out and perform in fifteen seconds, she will never refuse a request.”
So what has become of the team’s darling — and, perhaps, of most spectators as well?
…The attentive, warm eyes of a young mother looking at her child. A wife. A woman. The keeper of the hearth. This is Maria Filatova — Maria the mother. The “sparrow” on the competition floor is gone, but the most important thing has remained: kindness, an extraordinary receptivity to the world, and the ability to “warm” the human soul.
N. Kalugina
Chapter Seventy
Maria Filatova: “Children need to be told fairy tales”
Where does gymnastics begin? With joy, with happiness in children’s eyes. That’s how it began for me. I was about four when, in the physical education classes at the school where my cousin studied, the girls were being taught gymnastics. She would come over to our house and show us what she had learned at her latest lesson. I was the youngest in the family, and she considered it necessary to conduct her gymnastics experiments on me. And I “caught the bug” for gymnastics.
I ended up in a group with Tatyana Ivanovna Ivanova. That’s when the fun began. “Little bridge,” “little split,” “little handstand” — even the names seemed fascinating to me. Our lessons were fun. We worked, played, and spent nearly all our time together. We even misbehaved together. After a while, the leading coaches of the school began to take notice of us. And one fine day, Galina Nikolaevna Mametyeva took me into her group. From that day on, real gymnastics began for me…
I said to myself: “Was that day really such a fine one?”
Galina Nikolaevna was a strict person; she demanded that her students give everything they had in training. Soon, the first sporting results began to appear. They came especially easily to me. Where the other girls had to repeat something ten times, three times were enough for me. By childish cunning, they often took advantage of this. The coach would tell us to repeat an exercise ten times and step out of the gym for a few minutes. We would each do it once and then rest. Mametyeva would return and ask, “Did you do it?” We replied, “We did.” I would go to the apparatus and show everything required. The others weren’t even asked. I don’t know if Galina Nikolaevna knew about this. Probably she guessed, and so she gave me more attention than the others. When the daily two-a-day training sessions began, she took me to live with her because it was too far for me to travel from home to school. That was when the first conflicts began. At home, everything was fine; I lived with Galina Nikolaevna and Innokenty Ivanovich (her husband, also a coach) like their own daughter — but in the gym…
They say that favorite students get the hardest time. Maybe that’s as it should be. But when you are scolded for a real reason, that’s one thing; when your pride is hurt, that’s quite another. In the gym, it was as if a little demon awoke in me. The coach said: Work — and I wouldn’t move. They would wave a hand at me: “Do what you like,” and I’d go off to the apparatus. At home, I obeyed Galina Nikolaevna in everything — learned how to cook, to sew, and to manage a household. I still remember her household lessons. How useful they were later in life! But in the gym, I always wanted to defend myself against her dictates.
Gradually, the complete mutual understanding we once had — when I first came to Mametyeva’s group — began to fade. Training became harder; there were more tears and shouts, and my character, already difficult, worsened by the hour. I grew restless. I wanted to quit gymnastics. I even walked out of the gym. But then I came back. I could no longer live without training, without the girls in our group, without the air of the hall.
Later, when I said goodbye to elite sports, I was invited to work as a coach in Leninsk. I rather arrogantly refused: “With the Mametyevs, it would be too cramped.” I’ve long lived in Minsk, and I’ve grown to love this city; here I have my home, my family. But from time to time, I recall that incident. I feel ashamed, and my soul feels uneasy, as if I betrayed something. If a magician could have transported our gym here, I would have worked only there, happy to see my old friends and mentors.
Back then, it seemed to me that everything was lost. I trained only out of love for gymnastics. But it turns out that a good coach and love for the craft can work wonders! I began winning major competitions; a certain style appeared in me, one that audiences received with great enthusiasm.
Do you remember Olga Korbut — the embodiment of sincerity and vulnerability on the competition floor? I had something similar in character, only not so much girlish as childlike. People are very sensitive to sincerity and purity. That is how Olya won the audience. Probably my own success lay in this too. In any case, when they stubbornly refused to take me to the Olympic Games in Montreal, it was precisely the ovations I earned at competitions that forced the leadership to look at me more closely and, in the end, to take me along as a reserve.
And at the 1976 Olympics, the girls gave me a birthday present that perhaps no one before me had ever received — on July 19, 1976, on the day of my fifteenth birthday, our women’s team became Olympic champions! Thank you, girlfriends. Such a gift comes only once in a lifetime, and not everyone is so fortunate to receive it!
But fate at those Games was against me. I had worked so hard to make it onto the team and had almost no chance to compete. We went to test the apparatus. As a reserve, I was the first to go on everything. The hall was full of people. And the next day, all the newspapers came out with reports about the performance of the Soviet team’s seventh member — me. Thus, from a reserve, I became the lead-off, the so-called “opener.”
The role of the “opener” on the team is a special one. She must show the judges the team’s face and convince them that strong athletes have arrived while receiving the lowest scores of her teammates. That’s how it has long been in gymnastics: the strongest perform fifth or sixth. The judges know this, so the “opener” almost never works for herself — only for the team. Ninety times out of a hundred, the way to the final is closed to her. Don’t take this as false modesty, but when I had to compete for myself, I could relax; yet for the team, I gave it my all, as they say, from start to finish.
Shortly before I left the sport, in 1981, I was once again the first to compete at the World Championships. Despite this, I managed to break into the finals. I placed third in floor exercise. For the first time in the history of artistic gymnastics, an “opener” made it into a final.
I say this because sometimes it seems to me that our gymnasts have become a little more self-centered. At competitions, they strive mainly to show themselves and forget about the team. Even the most renowned should not be ashamed of being “openers.” Such acknowledged masters as Larisa Latynina and Ludmilla Tourischeva went through this role, and did not lose any respect as gymnasts — perhaps they even gained something.
A year after that memorable World Championships, I left elite gymnastics, moving away from Leninsk-Kuznetsky. A completely different life began. I faced the question that, sooner or later, everyone faces the same question: what should I do next? I began reasoning from what I knew how to do. To my horror, I discovered that nothing could be useful in normal “civilian” life. I began to take stock of my past.
I seemed to have finished school well. I mostly got fives [A’s]. But I had no knowledge. As soon as it became clear that I was a “promising” gymnast who could be useful to elite sport, they began giving me concessions. Didn’t learn something? You’ll answer later. Read a little bit? Already a five — or, in the worst case, a four. And as a child, that was all I needed. At first, I still tried to study, but then I realized that they would give me the grade anyway. Which meant I could slack off as I pleased. And I slacked off my way into trouble…
The Mametyevs had a wonderful library. I had always loved reading. At first I read a lot, then less and less… When people reminded me about books, I came up with excuses — too tired or I’ll have time later. Galina Nikolaevna saw how hard I worked in training and didn’t press me much. And I no longer had much desire. And so, I never caught up…
I studied at the Novokuznetsk Pedagogical Institute. On paper, I am a certified physical education teacher. But I showed up at my alma mater only rarely, during breaks between training camps and competitions. And what faculty of physical education wouldn’t be glad to have an Olympic champion on its rolls? So they let me get away with not knowing the curriculum. And I didn’t really try to study. Even then, I knew firmly that working in a school didn’t appeal to me.
[Note: Bilozerchev also mentioned instructors who let him slack off in class because he was an athlete.]
At the institute, something amusing happened to me. I came to a consultation where theoretical problems of gymnastics were being discussed. They asked me a question. I began to answer, freely using sports terminology, with a certain subconscious desire to outshine those around me. And suddenly, I was told that my answer was worth a solid “two.” This, in gymnastics, to which I had devoted my whole life! Then they reminded me that, at our faculty, they weren’t preparing coaches for elite groups, but teachers for secondary schools. So my knowledge of modern gymnastics was of no use, and with our terminology, nothing could be explained to ordinary children. I had to prepare seriously for the exams.
In the end, I received my “five” at the session and laughed heartily, remembering that consultation. But I didn’t learn my lesson even though I should have. In general, I knew the true worth of my diploma better than anyone else.
The picture that emerged was, frankly, a depressing one. I felt like the old woman left with a broken trough and didn’t know what to do next.
Life “threw me” a solution. I met a man, got married, followed my husband’s path, and became a circus performer. But very soon, I realized that such a life was not for me. In fact, there was no family life. I performed in the south, my husband in the north. Or the other way around. We met literally on trains.
In sports, I was used to daily training, eight hours a day, and the constant need to update routines. In the circus, I had fifteen minutes of warm-up each day and the “joyful” prospect of repeating the same performance for countless years. I left the circus. I became an aerobics instructor. Soon after, my daughter Sasha was born. Becoming a mother, I realized that I could and wanted to work as a children’s coach. The time had come to teach gymnastics to the very youngest.
[Note: Maria’s daughter, Sasha, was diagnosed with ALS. You can watch a video about her story here.]
Sometimes I daydream—I see us in training. I am calm, kind, and I never raise my voice at the little ones. Every birthday, we all gather together at a big green table, just like we had back in Leninsk. We drink tea, eat sweets, and I tell fairy tales. Children really need fairy tales. Through them, they learn what is beautiful, and they explore the world. I am the best friend of my little gymnasts; they share their secrets with me, and I live for their interests.
I myself am always learning. Mametyeva once said, “Even from the worst coach you can take a grain of something good.”
Now my girls have grown. They are schoolchildren. I will raise them the way Boris Orlov raised Olga Bicherova: sports are sports, but studies come first. The time for performances will pass, even for the most talented, but the time for knowledge—never. I will take them to theaters and movies, give them books, and check their reading. At the same time, I will demand sports results. If you chose gymnastics, then train!
If one day even a single one of my girls “makes it” to the national team, the first thing I’ll tell her is what “team” really means. Let her never become an all-around champion; the team must always be “golden.” And it doesn’t matter whether she’s the “opener” or number six—she must be a leader in spirit, not in placement.
I will forbid her from fussing over the apparatus. She must be able to train on any, not just her favorites. Then the competitions will be easier. I will teach her thoroughness in gymnastics, just as Galina Nikolaevna taught me. I will demand studiousness at university from her; I won’t let her shut herself away in the small world of gymnastics.
And when the time comes for her to say farewell to elite sport, we will organize a farewell celebration in her home gym, where we, her friends, will all say: “Thank you, dear girl! Now go on into the big world, but don’t forget about us…”
Utopia? A fairy tale? We’ll see. Perhaps one day my own Alexandra will come into the gym and discover the charm of modern, complex, and beautiful gymnastics. Somehow, we have stopped noticing the refined lines of today’s gymnasts, frightened by difficulty. But that should not be feared. Progress is everywhere, and in our sport, too, it is inevitable. Everything develops according to its own laws. One only needs to perform even the most difficult elements with beauty and with “spark.” Then again, the crowds will roar, as they did when the two Olgas—first Korbut, then Bicherova—performed, as I myself sometimes managed to “ignite” the hall, and as Oksana Omelianchik does today.
Then the fairy tale of gymnastics will be reborn—the one we will tell and show to our children…
Sovetsky Sport, November 29, 1987
УРОКИ ЖИЗНИ. Повесть о спорте, написанная знаменитыми чемпионами
— Вы помните Марию Филатову? — обратилась я к некоторым своим знакомым.
— Ее трудно забыть — маленькая, задорная, веселая.
Такие ответы я получила в большинстве случаев. Правда, на имя «Мария» реагировали не сразу. Филатова осталась в памяти Машей, Машенькой. С таким настроением я и уехала в Минск, где живет двукратная олимпийская чемпионка, чемпионка мира, абсолютная чемпионка СССР 1977 года по спортивной гимнастике Мария Филатова, теперь уже Курбатова.
Пять лет прошло с тех пор, как рассталась она с большим спортом. Срок небольшой, но и немалый. Когда-то знаменитая наша гимнастка Нелли Ким заметила: «У Маши естественная потребность помогать людям. Даже если Маше через пятнадцать секунд выступать, она все равно не откажет в просьбе».
Какой стала сейчас любимица всей команды и, пожалуй, большинства зрителей?
…Внимательные, излучающие тепло глаза молодой матери, смотрящей на свое дитя. Жена. Женщина. Хранительница очага. Это Мария Филатова — мать Мария. Не стало «воробышка» на помосте, сохранилось самое главное — доброта, удивительная восприимчивость к миру, способность «обогреть» душу человеческую.
Н. КАЛУГИНА.
ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ
Мария ФИЛАТОВА: «ДНЯМ НАДО РАССКАЗЫВАТЬ СКАЗКИ»
С чего начинается гимнастика? С радости, со счастья в детских глазах. Так она начиналась для меня. Мне было года четыре, когда на уроках физкультуры в школе, где училась моя двоюродная сестра, девочек стали учить гимнастике. Она прибегала к нам в гости и показывала, чему научилась на очередном занятии. Я была самой маленькой в семье, и она считала необходимым ставить гимнастические эксперименты на мне. И я «заболела» гимнастикой.
Попала я в группу к Татьяне Ивановне Ивановой. Так начались праздники. «Мостик», «шпагатик», «стоечка» — сами названия казались мне очень интересными. На уроках у нас было весело. Работали, играли, почти все время проводили вместе. Даже шалили сообща. Прошло какое-то время, к нам стали приглядываться ведущие тренеры школы. И вот в один прекрасный день меня взяла к себе в группу Галина Николаевна Маметьева. С этого дня и началась для меня настоящая гимнастика…
Сказала и подумала: «А был ли этот день прекрасным?». Галина Николаевна была человеком жестким, требовала от своих воспитанниц «выкладываться» на тренировках. Вскоре стали появляться первые спортивные результаты. Особенно легко занятия шли у меня. Там, где девчонкам надо было повторить десять раз, мне хватало трех. Кстати, они по детской хитрости очень часто пользовались этим. Скажет нам тренер десять раз повторить упражнение и выйдет из зала на несколько минут. Мы пройдемся по разику по снаряду и — отдыхать. Возвращается Маметьева: «Сделали?». Мы: «Сделали». Я подхожу к снаряду и показываю все необходимое. Других уже не спрашивали. Не знаю, было ли известно об этом Галине Николаевне, вероятно, она все же догадывалась и уделяла мне больше времени, чем остальным. Когда начались ежедневные двухразовые тренировки, забрала меня к себе жить — мне было слишком далеко ездить от дома до школы. Вот тогда и начались первые конфликты. Дома все было хорошо, жила я у Галины Николаевны и Иннокентия Ивановича (ее мужа, тоже тренера), как родная дочь, а вот в зале…
Говорят, любимым ученикам и достается больше всех. Может быть, так и надо. Но когда ругают за дело — это одно, а вот когда задевают самолюбие — совсем другое. И во мне в зале будто бесенок просыпался. Тренер говорит: работай, а я ни с места. На меня «машут рукой». — мол, делай, что хочешь, а я — к снарядам. Дома Галину Николаевну слушалась во всем, училась всему — и готовить, и шить, и хозяйство вести. До сих пор вспоминаю ее домашние уроки. Как они пригодились в жизни! А в зале все время хотелось защититься от ее диктата.
Но постепенно уходило то полное взаимопонимание, которое было у нас с Маметьевой, когда я еще только пришла к ней в группу. Тренироваться из-за этого стало труднее, слез и окриков появилось еще больше, характер мой, и без того трудный, ухудшался с каждым часом. Я стала метаться. Хотела бросить гимнастику. Даже уходила из зала. Но потом возвращалась. Уже не могла существовать без тренировок, без девочек из нашей группы, без воздуха родного манежа.
Когда-то, прощаясь с большим спортом, отвечая на приглашение работать тренером в Ленинске, я достаточно самонадеянно отказалась: «Вместе с Маметьевыми мне будет тесно». Я давно живу в Минске, полюбила этот город, здесь у меня дом, семья. Но нет-нет, а вспомнится этот случай. И стыдно становится, и на душе так неуютно, как будто что-то я предала. Если бы нашелся волшебник, который перенес сюда наш манеж, то работала бы я только там и была бы счастлива видеть старых друзей и наставников.
А тогда мне казалось, что все потеряно. Тренировалась только из любви к гимнастике. Но хороший тренер и любовь к делу, оказывается, могут творить чудеса! Я стала побеждать на крупных соревнованиях, появился какой-то свой стиль, который «на ура» был воспринят зрителями.
Помните Ольгу Корбут — воплощенную искренность и беззащитность на помосте? Вот у меня по характеру было нечто подобное, только не столько девичье, сколько детское. Люди очень чутко относятся к искренности, чистоте. Этим завоевала зрителя Оля. Наверное, и мой успех заключался в этом. Во всяком случае, когда меня упорно не хотели брать в олимпийский Монреаль, именно овации, которые я срывала на соревнованиях, заставили наше руководство присмотреться ко мне повнимательнее и все-таки взять меня запасной.
А на Олимпиаде-76 девочки сделали мне такой подарок на день рождения, который до меня, наверное, еще никто не получал — 19 июля 1976 года, в день моего пятнадцатилетия, наша женская сборная стала олимпийским чемпионом! Спасибо, подружки. Такой подарок бывает только раз в жизни, и далеко не всем он достается!
Судьба на тех Играх была настроена против меня. С таким трудом я попала в команду, да еще шансов выступить почти не было. Поехали мы на опробование снарядов. Как запасная, везде выходила первая. Народу в зале было много. А на следующий день все газеты вышли с описанием выступлений советской седьмой участницы, то есть меня. Так из запасных я стала первым номером, как говорят гимнасты, «забойщицей».
Положение «забойщика» в команде своеобразное. Он должен показать судьям лицо команды, убедить их в том, что приехали сильные спортсмены, а сам получить самые низкие среди своих товарищей баллы. Так уж повелось в гимнастике, сильнейшие выступают под пятым или шестым номером. Арбитры это знают, поэтому «забойщики» практически никогда не работают на себя — только для команды. В девяноста случаях из ста им путь в финал закрыт. Не примите за кокетство, но когда надо было выступить для себя, я могла расслабиться, а уж для команды работала, как говорится, от и до.
Незадолго до ухода из спорта, в 1981 году, я снова была первым номером на чемпионате мира. Несмотря на это, мне удалось прорваться в финал. Заняла третье место в вольных упражнениях. Впервые в истории спортивной гимнастики «забойщица» участвовала в финале.
Рассказываю это потому, что порой мне кажется, немного эгоистичнее стали наши гимнастки. На соревнованиях стараются в основном показать себя и забывают о команде. Даже самым именитым не надо стыдиться быть «забойщиками». Через это прошли такие признанные мастера, как Лариса Латынина и Людмила Турищева, и ничуть при этом не потеряли в уважении как гимнастки, а может, и что-то приобрели.
Через год после того памятного чемпионата я рассталась с большой гимнастикой, уехала из Ленинска-Кузнецкого. Началась совсем другая жизнь. Передо мной встал вопрос, который рано или поздно встает перед каждым: что делать? Я стала исходить из того, что я умею делать. К своему ужасу, обнаружила — ничего, что могло бы пригодиться в нормальной, «штатской» жизни. Начала делать ревизию своего прошлого.
Школу вроде бы окончила хорошо. Училась в основном на «пять». А знаний нет. Как только выяснилось, что я «перспективная» гимнастка и могу быть полезной большому спорту, мне сразу стали делать поблажки. Не выучила — потом ответишь, хоть что-то прочитала — уже «пятерка», в крайнем случае — «четверка». А мне в детстве только это надо было. Первое время я еще старалась учиться, а потом поняла — все равно «поставят». Значит, можно полентяйничать в свое удовольствие. Долентяйничалась…
У Маметьевых была прекрасная библиотека. Читать я всегда любила. Поначалу много читала, а потом — все меньше, меньше, меньше… Когда мне напоминали о книгах, у меня находились отговорки — устала, потом успею. Галина Николаевна видела, как я работаю на тренировках, не очень настаивала. Сама я уже не слишком хотела. И вот — не успела…
Училась я в Новокузнецком пединституте. По диплому я — учитель физкультуры в школе. Появлялась я в «альма матер» очень редко, в перерывах между сборами и соревнованиями. А какому факультету физической культуры не приятно иметь у себя олимпийскую чемпионку? Поэтому и там мне разрешалось не знать программы. А я и не очень старалась учиться. Уже тогда я твердо знала, что работа в школе меня не привлекает.
В институте со мной произошел один забавный случай. Приехала я на консультацию, где обсуждались теоретические проблемы гимнастики. Мне задают вопрос. Я начинаю отвечать, свободно оперируя спортивной терминологией, с неким подспудным желанием затмить окружающих. И вдруг мне сообщают, что отвечаю я на твердые два балла. Это по гимнастике, которой я посвятила всю жизнь.. Потом мне напомнили, что у нас на факультете готовят не тренеров групп высшего спортивного мастерства, а учителей средней школы, поэтому мои познания в современной гимнастике никому не нужны, с помощью наших терминов я ничего простым детям не объясню, и к экзамену мне надо серьезно готовиться.
В результате я получила на сессии свою «пятерку», и от души смеялась, вспоминая эту консультацию. Но выводов никаких для себя не сделала. А надо было бы. В общем, цену своему диплому я знала лучше всех.
Картина вырисовывалась, прямо скажем, удручающая. Я чувствовала себя в положении той самой старухи у разбитого корыта и не знала, что делать дальше.
Жизнь «подбросила» решение. Встретила человека, вышла замуж, пошла по пути мужа — стала артисткой цирка. Но очень скоро поняла, что такая жизнь не для меня. Семьи фактически не было. Я выступала на юге, а муж — на севере. Или наоборот. Встречались буквально в поездах.
В спорте я привыкла к ежедневным тренировкам по восемь часов в день, к необходимости постоянно обновлять комбинации. Здесь же, в цирке, у меня было 15 минут на разминку каждый день и «радостная» перспектива гнать одну и ту же программу в течение необозримого числа лет. Из цирка я ушла. Стала работать инструктором по аэробике. Вскоре родилась Сашенька. Став матерью, я поняла — теперь могу и хочу работать детским тренером. Пришло время учить гимнастике самых маленьких.
Иногда размечтаюсь — вижу: вот у нас идет тренировка. Я очень спокойна, доброжелательна, никогда не кричу на малышей. Каждый день рождения мы собираемся все вместе за большим зеленым столом, точно таким, какой был у нас в Ленинске. Пьем чай, едим конфеты, и я рассказываю сказки. Детям очень нужны сказки. Через них они постигают прекрасное, изучают мир. Я — лучший друг своим гимнастическим деткам, мне они поверяют свои тайны, я живу их интересами.
Сама я все время учусь. Когда-то Маметьева сказала: «У самого плохого тренера можно взять зернышко хорошего».
Вот мои девочки подросли. Они теперь школьницы. Я стану их воспитывать, как воспитывал Борис Орлов Ольгу Бичерову: спорт спортом, а учеба прежде всего. Время выступлений пройдет, даже для самых талантливых, а время знаний — никогда. Я буду ходить с ними в театры и кино, давать им книги, проверять прочитанное. В то же время я буду требовать от них спортивных результатов. Выбрали гимнастику — извольте тренироваться!
Если когда-нибудь хоть одна моя девочка «дорастет» до сборной страны, в первую очередь я ей расскажу, что такое команда. Пусть она никогда не станет абсолютной чемпионкой, но ее команда всегда должна быть «золотой». И неважно, кем она будет — «забойщицей» или «шестым номером». Она должна стать лидером по духу, а не по номеру.
Я ей запрещу капризничать из-за снарядов. Надо уметь тренироваться на любых снарядах, а не на любимых. Тогда и на соревнованиях будет ей полегче. Я приучу ее к въедливости в гимнастике, как меня приучила Галина Николаевна. Я буду требовать от нее и настоящей учебы в вузе, не дам ей замкнуться в маленьком мирке гимнастики.
А когда она будет прощаться с большим спортом, мы устроим ей в ее родном зале прощальный праздник, где мы все, ее друзья, скажем: «Спасибо, девочка! Теперь иди в большую жизнь, но не забывай про нас…».
Утопия? Сказка? Поживем — увидим. Может быть, когда-нибудь и моя Александра придет в зал и познает очарование современной, сложной и красивой гимнастики. Мы почему-то перестали замечать утонченные линии сегодняшних гимнастов, испугались сложности. Но этого не надо бояться. Прогресс везде, и в нашем виде спорта в том числе, неизбежен. Все развивается закономерно. Только делать надо и сверхсложные элементы красиво и с «огоньком». И тогда снова «взревут» трибуны, как это бывало, когда выступали две Ольги — сначала Корбут, а потом Бичерова, как иногда удавалось мне «завести» зал, и как это сейчас получается у Оксаны Омельянчик.
Тогда возродится сказка гимнастики, которую мы расскажем и покажем нашим детям…
More Interviews and Profiles